Июнь. Жарко. В ограде, под навесом. "В тенёчке". Дымокур от слепней и комаров - навоз в старом цинковом ведре тлеет, шает, если назвать это по-ялански.
    Кирсан Иванович Деревянченков. Из "военнопленных". Сидит на чурке. Самокрутка во рту. С коленом. Как труба буржуйки. По форме. Размером чуть меньше. Газета, махорка. Которую и мы тайком покуривали. Знал он, что мы то и дело крадём из его неисчерпаемых запасов, но мер, чтобы это воровство пресечь, никаких не принимал, даже не поминал и не ворчал на эту тему. Поощрял в душе, наверное. Ловко перемещает самокрутку языком из угла в угол - искры сыплются. Не заронилось бы. Дымит, громко пыхая. И дымокура бы не надо - густо. Удочку готовит Кирсан Иванович. Леска крепкая - "на язя".
    Затачивает складником поплавок из сосновой коры, глядит на нас, прищурившись от дыма, из-под кривого козырька кепки-восьмиклинки, говорит:
    - Куды, хлопцы, сотворив наш чудный мир, Бох направился? Как полагаете?
    - Куда? - спрашиваем.
    - Не знают... На рыбалку. Куды же Ему ещё направиться... после таких трудов. На рыбалку.
    Не знаю, как сын его Вовка, а я тогда подумал:
    "На самом деле, куда ж ещё, как не на рыбалку".
    И что странно, так до сих пор и думаю: куда ж ещё-то...