четверг, 26 июля 2012 г.

1619 год. Дордрехтский реформатский собор. На нём верующие признали, что
1) спасающая благодать Божия даруется не всем людям, а лишь избранным;
2) предопределение Божие безусловно: Бог от вечности, по безусловной Своей воле, известное число людей избрал и предназначил к вечному спасению, а остальных отверг и осудил на вечную погибель;
3) благодать Божия на предопределённых к спасению действует непреодолимо, вследствие чего они непременно спасаются (другим же – вечные муки, черти и раскалённые сковородки).
Совсем уж как-то не по-русски. И не по-Божески.
Так я к чему. Там реформаторы собираются, а тут казаки-первопроходцы, за тысячи вёрст от русской столицы, ставят Яланский (Сретенский) острожек. Против кого? Конечно – против «злых нехристей», с которыми (в отличие от «добрых») даже при помощи «араки» (самогонки) нельзя по-мирному договориться было.
 В 2019 году – исполнится 400 лет со времени созыва Дордрехтского собора, на котором решился спор между супраляпсистами и инфраляпсистами (в пользу последних), и основания Ялани.
История такая. Не поменяешь.
Может, уже об этом и писал.
Попал мне когда-то в руки документ конца XIX века.
Енисейску понадобился лиственничный лес для постройки нового хлебного амбара (мангазины). И вот, главы города, посовещавшись, решились обратиться в Ялань, чтобы им разрешили напилить там лиственницы. Яланский волостной староста, собрав сельчан, сообщил им об этой просьбе уездного «олигархата». Сельчане, посовещавшись, решили отказать: самим, мол, нужен. На этом всё и закончилось. Градоначальники вынуждены были искать лес в другом месте. Наверное – нашли.

Возможно ли такое нынче?
Вопрос для ЕГЭ:
Когда было больше демократии:
а) до самой прогрессивной и демократической революции 17-го года;
б) после свержения деспотического царского режима;
в) демократия – это что-то реальное?
Вывозят уже тонкий березняк – Китаю нужен, заказал (спрос есть, а предложение не спит, всегда готово). Наверное – на палочки. Чем же китайцы будут кушать? Не пластиковыми же.
А тут, в Ялани, при долгой зиме в 40-50 градусов мороза топить печи скоро будет нечем.
В Ялани только?
И засуха нынешняя на руку «лесозаготовителям» – проехать можно куда хочешь и выбрать лес, где он ещё остался.
Завалы из «отходов производства» после таких заготовок – готовые костры, вот и горим, горим – дышать уже нечем. Такого не бывало.
Уже редких активных противников таких вырубок сначала побьют «случайные» прохожие, потом у него сгорит вдруг баня или сарай… ну и так далее, по ходу дела.
Стоит выехать в район краевым обоповцам, наши «лесорубы» об этом уже оповещены – сворачивают «бизьнес». Краевые обоповцы уезжают, «лесорубы» возвращаются.
И что за власть у нас? Конечно – деньгократия. Как где, не знаю, здесь-то – очевидно.
Людям приходится считаться с такой властью, без головы останешься иначе, ну а с народом власть такая не считается.
Ну, выпилил он, «бизнесмен», лесочек под боком у деревни, где жители этой деревни вечно грибы собирали и ягоды, ну, продал он бревёшечки, на полученные деньги приобрёл дорогущий джип для сына или дочери, расколотили этот джип вскоре пьяный сын или «обдолбанная» дочка. А дальше? Ни джипа, ни леса. Джип можно купить новый. А лес, если и восстановится когда-нибудь, то лет через четыреста. И кто тогда рядом с ним будет жить? Китайцы? Убивая вокруг беспощадно живую среду, ни с чем не считаясь, занимаемся самоубийством, меняем её – меняем себя, не думаю, что в лучшую сторону.
Кто, что нас остановит?
Бог высоко, царя нет.
Живущие в больших городах или в степных районах страны, кто не видит этого разора, решат, что это нытьё. Нет, это ещё хуже. Это – отчаяние. Бога не посрамишь, но нас испугать можно.
С лесными пожарами, кстати, тоже не всё так просто. Кому-то они очень выгодны, и все знают – кому.

вторник, 3 июля 2012 г.


Кобыла Дункель. Одна осталась в Ялани. Пасётся и дружит с коровами. Других лошадей не видит. Интересно, когда Дункель стоит ночью во дворе, как она себя представляет - с рогами?

Угнетает до ущему сердца:
вид днём и ночью идущих, сотрясая землю, со всех сторон через Ялань один за другим груженых лесовозов (как по дороге завоёванной страны);
нескончаемый ни на праздники, ни на выходные окрест вой бензопил и падающих деревьев (как в лесу покорённой страны).
Слабонервным на “лесосеки” лучше не заглядывать – что там творится… Гореть начнёт, уж не затушишь. Ну и горит.
И ещё один неразрешимый русский вопрос:
«Кому это выгодно, и кому от этого польза?»
Аборигенам – точно, никакой ни выгоды от этого, ни пользы, беда сплошная и лишения, уже рукой на всё махнули от отчаяния: остановит эту ненасытную жадность только, мол, полная и окончательная вырубка – будут валить до последнего деревца, не забывая палисадники.
Пилить надо. Никто с этим здесь не спорит (да и поспорь-ка). Всегда пилили. Но не по берегам рек, оголяя их, и не вокруг деревень, вплотную к ним, не считаясь с их жителями, “убивая” все дороги, натоптанные за века, и оставляя за собой искорёженное, обезображенное пространство. Словно последний день в чужой стране – не успевают.
Забыли, кто и насадил.
Жизнь бессмысленна без любви, но бессмысленна и любовь – если не будет Воскресения.
До отчаяния – до греха.
Но если не будет Воскресения, нет и греха.
Ешь, пей, гуляй, Вася… чтобы не отчаиваться.
Тоскливо.
У А.П. Чехова в «Осколках московской жизни» за 1984 год, 14 апреля описан случай.
Околоточный Сергеев заодно с полицейскими писарями Цветковым, Макеевым и Филипповым обобрали приведённую для допроса воровку и краденое спрятали на пожарной каланче.
На суде, не понимая, в чем состоит его вина, Сергеев, удивляясь, спрашивал:
– Нешто можно служить в полиции околоточным за 45 рублей в месяц без взяток и иных поборов?
Ну, это я так.
Черёмуха в моём огороде цвела. Даже фотографию с неё, сплошь и небывало нынче белой, на память сделал.
Ещё ж и запах. Особенно туманной ночью. Чувствительный, шалеешь.
И где всё это? Как приснилось.
К сентябрю ягода на ней, черёмухе моей, если порчи (помхи, как выразился бы мой отец покойный) никакой не будет на неё и не заморозит завязь, поспеет. Банды дроздов-грабителей склюют всю ягоду и мне не оставят.
Обычно.
Ну а мгновение, как хочется порой, остановись вдруг, и цвети она, черёмуха, угождая твоей прихоти, вечно, что тогда дроздам будет клевать? Да и сентябрь не наступит. И дети в школу не пойдут.
То есть вот так как-то – неисправимо, неизменно, безысходно и безвыходно.