Сразу-то и неожиданное для меня от Дмитрия Сергеевича:
"Владимир Набоков - сноб до мозга костей. Его отец был англоман, и это тоже своего рода снобизм (высшая аристократия имела домашним языком английский, следовала английским манерам; средняя аристократия говорила по-французски; особой изысканностью считалось говорить по-французски с английским акцентом). Набоков сноб в своих воспоминаниях, сноб в своих спортивных вкусах, сноб в своих убеждениях, сноб в стиле (усложнённом) своих писаний, сноб в своём преклонении перед Прустом, Толстым и Джойсом, сноб в своём увлечении бабочками. Но снобизм - это разновидность высшего лакейства. И снобизм также безвкусен, как и любое важничание, надутость, чванство, - только выше рангом".
    ("Англичане по воспоминаниям")

    Только сначала неожиданно, пока воспроизводишь перед глазами интеллигентный образ автора этих строк, но всё становится понятным и оправданным, когда вспоминаешь, что предки Дмитрия Сергеевича были русскими старообрядцами. И тут я, вспомнив это, сразу соглашаюсь.

   Повторю из этого же блога:

пятница, 4 ноября 2011 г.

Проехав дальний, утомительный путь, нравится сидеть на железнодорожном вокзале в Ачинске, в ожидании поезда на север. Всегда полупусто, свежо, и люди (уезжающие, встречающие и провожающие) по-сибирски миролюбивые и добродушные.
Вижу, входят в зал с улицы двое - мужчины, неопределённого возраста, лица их в недельной щетине, одеты оба в засаленные спортивные костюмы с зелёными лампасами, обуты в драные кроссовки, на головах разношенные вязаные шапочки.
В руках у одного пластиковая 1,5-литровая бутылка из-под минеральной воды. Проходят через весь зал, садятся за моей спиной.
Слышу:
- Виктор Иванович, ну умоляю... Перестали бы уж, что ли... Ваш несравненный Владимир Владимирович напоминает мне вечного мальчика в шортиках и с сачком, подглядывающего в замочную скважину за теми, кто приходит в гости к его замечательным мамочке и папочке, - "толстые дуры" и "глупые мужчины".
Чувствую: запахло остро алкоголем (явно, в их пластиковой бутылке была не минеральная вода).
- Сергей Сергеич, вы не правы, отрезвитесь... За одно только Владимиру Владимировичу я всё могу простить. Помните в "Даре": "На другой день он умер, но перед тем пришел в себя, жаловался на мучения и потом сказал, а в комнате было полутемно из-за спущенных штор: "Какие глупости. Конечно, ничего потом нет". Он вздохнул, прислушался к плеску и журчанию за окном и повторил необыкновенно отчетливо: "Ничего нет. Это так же ясно, как то, что идет дождь". А между тем за окном играло на черепицах крыш весеннее солнце, небо было задумчиво и безоблачно, и верхняя квартирантка поливала цветы по краю своего балкона, и вода с журчанием стекала вниз".
- Виктор Иванович, да прекратите... Всё это он, ваш Владимир Владимирович, подслушал в замочную скважину от одного из "глупых дядек"... А вы всем этим память забиваете.
- Сергей Сергеич, разве важно... где он и как это подслушал?
- Для вас - нет, а для меня - да... Вот, электричку нашу объявили.
Мужчины, слышу, поднялись, прошли неспешно через зал, спустились вниз - к перрону.
Мне оставалось ждать недолго.